Grigorijus Šilo

• принял участие в пятьнадцати первенствах/чемпионатах Литвы.
• шестикратный чемпион Литвы по составлению шашечных композиций : 1984 год (З-64); 1985, 1987, 1992, 1996 года (З-100); 2000 год (М-100).
• многократный призер чемпионатов Литвы.
• участник первого чемпионата Прибалтики (1983/1984 г.). Первое место в разделе З-64.
• участник пятого, шестого и седьмого чемпионатов СССР.
• участвовал в конкурсах «Одесса-1989,1990,1991,1992», в первом открытом чемпионате Узбекистана 1992 г., десятом Белорусском конкурсе памяти П.Шулева.
• участник Международных соревнований :
«Lietuva-1997,1999,2001,2006».
«FFJD-1998,1999,2002».
«FMJD-1998».
ж. «Шашечный мир-1998».
• занятые призовы место :
2 место в МК «FFJD-1998», «А»
3 место в МК «FMJD-1998», «А»
5 место в МК «FFJD-1998», «В»
• участник первого Кубка Мира (1998-2000 г.)
• национальный гроссмейстер по шашечной композиции.
С подборкой произведений Г.Шило можно познакомиться в конце этой темы.

    В основном блистал своими задачами-100, которые выделялись нестандартным использованием правила «большинство». Нельзя не отметить и отдельных запоминающихся миниатюр и проблем мастера на большой доске.
В продолжении темы предлагаю великолепную статью Гроссмейстера Семёна Беренштейна о творчестве Григория Николaевича Шило в жанре "Задачи".






Григорий Николаевич ШИЛО... Созерцая лучшие образцы творчества этого вдохновенного Маэстро задачно-композиторского искусства, я всегда поражаюсь необыкновенному сочетанию в них абсолютно несочетаемого. С одной стороны – этот несравненный свет одухотворенности, поэтичности, проникновенности, в котором «дышат нам блески
нездешних миров» («Тончайшие краски». К.Бальмонт), а с другой – то, что источник этой лучезарности таится в задачах, чьи и форма, и финалы, а также базовые схемы и механизмы, эти финалы реализующие, как правило, самые что ни на есть обычные, а подчас и просто банально-обычные. Как это может сочетаться? В чем здесь секрет? И наконец – в чем тайна той необычайной притягательности этого самобытно-индивидуального творчества, которую, ощутив однажды, забыть уже невозможно? Разумеется, все эти вопросы риторические, на которые у меня нет исчерпывающих ответов, ибо мир Гармонии, созданный композиторским даром этого Художника-Творца, как и всё истинно великое, – непостижим. И эта моя статья – лишь робкая попытка, пусть если не умом, так сердцем, проникнуть в бездонные глубины бездонно-прекрасного творчества.

Вот самая первая задача Григория Николаевича Шило, которая произвела на меня сильное впечатление.


С первого взгляда на позицию я подумал: финалы – обычные, бортовые, игра – ничего особо интересного. Начинаю решение. Первый ход очевиден – 49. Смотрю вариант с ходом черных (30). Дальнейшее просчитывается легко – вплоть до финала: 16, 17-12, 37, 18, 21, 18-31 [26]. Приятное впечатление – от элегантности перевода черной простой с правого борта на левый, прихода/привода всех шашек, участвующих в запирании, и идеальной чистоты игры. Мнение о задаче изменилось: от «ничего особо интересного» до – «приятная миниатюрка». Второй вариант, подумал я, – вероятно, что-то в том же ключе. Правда, в отличие от первого, финал здесь очевиден – [45]. Итак – (48). Теперь – ход белых... И тут я увидел то, чего даже представить себе не мог, принимаясь за решение. Я не поверил собственным глазам! Так вот, что таилось за сверх-обычностью и сверх-простотой формы. Эта сверх-неожиданная ОСЛЕПИТЕЛЬНАЯ КОМБИНАЦИОННАЯ ВСПЫШКА – 7-40!!! Ничего себе «приятная миниатюрка»! – пронеслось у меня в голове. Я еще раз  посмотрел на имя автора, которое до того мне ни о чем не говорило, вновь на позицию после этого ошеломительного хода, и не мог понять – что же это такое я увидел? Да и как это вообще могло здесь – посреди такой наиобычнейшей простоты – произойти? Тогда ответа у меня не было.
Позже, когда я познакомился с другими композициями Григория Николаевича Шило, я понял, что та, первая так поразившая меня задача, не была простой случайностью, что СВЕРХНЕОЖИДАННОСТЬ – это и есть стержневое свойство этого незаурядного творчества, его базовый инвариант, его глубинный ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ, суть которого – как раз и заключается в ПАРАДОКСАЛЬНОМ КОНТРАСТЕ поистине гениальной ПРОСТОТЫ и – противоречащей всем законам логики – КРАСОТЫ.
Этот – интегральный – контраст реализуется в целостной системе внутри- и меж-уровневых частных контрастов.
Во-первых, внутри игрового содержания. Это контраст обычности/стандартности/простоты базовых финальных механизмов и – буквально взрывающихся на этом фоне ярчайших комбинационных вспышек. Во всей структуре взаимосвязвнных контрастов этот, безусловно, является ключевым, т.к., с одной стороны, им определяются и два остальных, а с другой – именно здесь находится эстетическое ядро задачи, в котором сфокусированы все силовые линиии ее эстетического поля. Причем слово «здесь» имеет двойной смысл: первый – в рамках данного конкретного контраста, и второй – в конкретной фазе игрового процесса. Что же это за фаза? Уже из самого определения этого контраста следует, что такой фазой является переходный механизм главного варианта. И теперь возникает следующий вопрос: каким таким особым свойством этот переходный механизм в вышеприведенной задаче обладает, что именно в нем комбинационная вспышка становится комбинационным взрывом? А особенность эта заключается в том, что это не просто переходный механизм, а переходный механизм предельной(!) экономичности и, следовательно, предельной(!) – в один-единственный ход(!) – концентрации. И вот именно эти сверх-экономичность и сверх-концентрация этого переходного механизма и дают эффект взрыва – поистине BIG BANG! – колоссальной эстетической мощи.
(В заключение этого пункта теоретического раздела замечу в скобках, что термины, относящиеся к различным видам задачных механизмов, взяты из моей классификации механизмов (впервые представленной в моей статье «Размышления о задаче», опубликованной в трех номерах журнала «Доведь» (Харьков, 1991-1992гг., редактор – международный гроссмейстер по шашечной композиции  Сергей Юрьевич Юшкевич), благодаря которой стало фозможным более глубокое проникновение в игровую структуру задачи, и, как следствие, – более тонкое определение степени ее оригинальности и эстетического своеобразия.)
Во-вторых, контраст между обычностью/простотой формы задачи и необычностью ее решения. Если первый и третий – внутри-уровневые, то этот контраст – меж-уровневый. Возникает он в тот момент, когда – вслед за решением задачи – происходит невольная и притом абсолютно естественная взаимо-проекция простоты и обычности ее формы, с одной стороны, и парадоксальности решения, с другой. Именно в этот момент между двумя этими уровнями, словно между двумя пластинами некоего незримого конденсатора и возникает то таинственное сияние, которым как раз  и выделяется это удивительное творчество. И именно в этот момент происходит включение и  последнего контраста этой системы.
Итак, в-третьих – контраст внутри формы. Это контраст между тем, какой она представляется до и после решения. Так, в вышерассмотренной задаче, если вначале я видел перед собой лишь обычную миниатюру, то после ее решения – это было уже совершенно иное ви́дение ее. Размышляя о причине такой всегда поражающей меня метаморфозы, я думал, что ведь и не может такого быть, чтобы необычность игрового содержания задачи никак не проявилась в ее внешней структуре – в ее начальной позиции. И действительно – теперь за простотой формы я видел в ней то, чего не видел до решения – ее органичную естественность, легкость, свободу. И знакомясь с новыми произведениями этого композитора, я встречал их уже совсем по-другому, чем это было в случае с данной композицией.


При всей «узнаваемости» и финалов, и базовой схемы главного финального механизма, позиция ни в коей мере не производит впечатления банальности. Как раз наоборот – в ней с первого же взгляда чувствуется необычное сочетание гармоничной стройности, романтической устремленности и проникновенного лиризма. Что ж, такой позиции и игра должна быть под стать.
И вот – решение!
Первый ход – 14-20!!! Изумительная жертва! Причем она восхищает не только своей яркостью самой по себе, но и в не меньшей степени тем, что благодаря этой красоте открыватся новая – изящный, изысканно-тонкий и вместе с тем далеко не очевидный вариантный механизм. Второй ход – в ответ на бой дамки (2) – еще одна эффектная жертва – 20! Причем именно из этого одного-единственного яркого хода и состоит весь переходный механизм главного варианта, за которым уже следует известный финальный механизм, динамика которого органично вплетается в общую комбинационную динамику задачи.
Прекрасный комбинационный комплекс! Прекрасное произведение Мастера!


Следующая задача – одно из поэтичнейших творений задачного искусства.


Вот смотришь на эту позицию и вроде ничего необычного. Но ведь какая в ней музыкальность! Кажется, будто и не задача это вовсе, а плывущие из каких-то неведомых миров величественные аккорды органных хоралов Баха, которые ты не только слышишь, но и видишь во всем богатстве их мерцающего великолепия.
И уже сам первый ход – 9(!) – это мелодия! Волшебная, завораживающая, трепетно-лучезарная! И уже здесь хочется воскликнуть –




Но что-то тебе подсказывает, что за таким вступлением, за такой прелюдией тебя ждет нечто еще более захватывающее, и ты мысленно произносишь совсем другие слова – слова устремленности и надежды –




И вот, на первый выбор черных – (46) ты, согласно такой стройной, такой простой, такой надежной в своем дедуктивном предвидении логике, ожидаешь новую гармонию – гармонию рождения финала. И ты действительно уже слышишь приближающиеся издалека ее узнаваемо-светлые аккорды, которые манят словно мираж... Да, конечно же, вот он и финал уже выплывает на горизонте – [(46),41]. Вот, вслед за ним, и финальный механизм – такой легкий, такой простой – стоит лишь перевести черную простую с поля 25 на поле 41, и цель достигнута – финал готов. А вот как раз и темп под рукой, благодаря которому этот такой очевидный механизм так или иначе будет воплощен в жизнь. Но! именно в этом «так или иначе» как раз то и загвоздка. Да, у белых темп. Но как же им воспользоваться? Ведь вдруг оказывается, что ни одна из направленных на это попыток к результату не ведет и что все эти и простотота, и легкость, и очевидность, увы, всего лишь мираж. Но все ведь так естественно, так логично... Да, логично, да только вот творчество в логику не вмещается! И вот тут-то, увидев, что логика не работает, или, как говорят немцы, не функционирует, что мир явно перевернулся, что алогичен он, что простота вдруг обернулась диссонансом непреодолимой проблемы, и... когда впору опустить руки и отчаяться, вот именно в этот самый миг... мне и вспомнились строки:




И вот он выход из логического тупика! Вот оно решение! Невероятная! Парадоксальная! Сверхяркая комбинационная вспышка-молния – 30(!!!)! Там, где оказалась бессильной логика обычная, естественная, там сработала логика сверх-естественная! Логика Парадокса! Логика Гения! И вот он ее алгоритм – «Есть упоение в бою» (А.Пушкин)! И вот она магическая формула всего творчества этого подлинного Властелина Гармонии: «ГАРМОНИЯ – ДИССОНАНС – ПАРАДОКС – ГАРМОНИЯ»! И вот он  тот самый миг, когда, изумленный, ты восклицаешь –




Вот еще одна поразившая меня задача Григория Николаевича Шило.


Даже уже зная, что в задачах этого мастера парадоксов за внешне обычной формой всегда скрывается нечто необычное, я все равно буквально остолбенел, когда после начальной, ничем не примечательной, чисто позиционной серии ходов увидел вот эту, сверхнеожиданную, жертву – 39(!!!). Да что там «сверхнеожиданную»! В ней было поистине  нечто мистическое! Мне вдруг показалось, будто я попал в какое-то совершенно новое измерение, где всё, абсолютно всё, совсем иное. Где иная оптика, иная акустика, иная гравитация, иные ощущения и чувства – иной мир! И я вспомнил то ирреальное чувство, когда я в какой-то, запомнившийся мне навсегда, миг выхода из 28-дневного (четыре последних дня которого я вдобавок еще ничего и не пил) голодания (которое я предпринял 15 лет назад, потому что, вот уже три месяца истекая кровью, я прощался с жизнью), оказался именно в таком абсолютно ином мире, когда меня вдруг окутало какое-то таинственно-искрящееся мерцание и все земное растворилось и... А затем, когда в таком же мерцании я вернулся в этот мир, то первое, что я увидел, были трепетные, волнующие, живые(!) лучи заката, а первое, что я подумал – это: насколько здесь все другое, насколько здесь все прекрасно и… как я все это не ценил раньше...
Так вот, именно увидев эту задачу, а вернее – этот ошеломивший меня ход, я понял, что глубина творчества этого мага композиции – бездонна!

И в заключение обзора  – еще один шедевр Маэстро.


Когда во вступлении я писал, что финалы в задачах Григория Николаевича Шило, как правило, самые что ни на есть обычные, то, конечно же, я помнил об этой задаче, и даже хотел в скобках оговорить этот случай как исключение, но потом решил, что все-таки отступления от истины я не допустил, т.к. финал здесь, при всей его оригинальности, все же действительно не относится к категории сверхнеобычных. И все же финал этот меня покорил и, пожалуй, даже больше, чем иные супер-необычные. И причина тому не только в том, что это абсолютно новый финал, но, главным образом, в его поистине парадоксальной (уже не первый раз я употребляю это, может, кому-то и кажущееся чрезмерным слово, но именно таково мое восприятие этого творчества-откровения) непредсказуемости. Потому что, сколько ни смотри на начальную позицию, но предположить, каким будет ее главный финал, совершенно невозможно.
А теперь, после такого, несколько, быть может, и затянувшегося, но иключительно, на мой взгляд, важного для понимания художественной сущности этой задачи вступления, перейду и к самому решению этой чудесной задачи.
Итак, первый ход – 34 – как первое прикосновение к клавише, рождающее пока только первый звук. Но вот за первым следуют другие, такие же плавные прикосновения, которые, объединяясь, образуют уже мелодию – (50), 3, 11, – сопровождающую перелет черной дамки на, вероятно, промежуточное, поле – «9». Странное какое-то поле для этой дамки. Что ей здесь делать? К какому еще трансформативному перелету приготовилась она? И только тут тебя осеняет: нет, не промежуточное это поле к новому перелету. Ибо вот они, уже почти готовые, контуры финала. И тут! – как всегда неожиданная и в то же время неизменно в творениях этого чародея задачного искусства ожидаемая – комбинационная вспышка – три последних хода – три заключительных аккорда, из которых и составлена озаряющая весь вариант мелодия финального механизма – 37-23!, 36-18!, 13!!! И снова – магия тишины... Пронзительной тишины восхищения перед всегда поражающим чудом абсолютно нового, еще никогда и никем не осуществленного, абсолютно непредсказуемого финала – [(9),4]!
Но ведь в задаче есть еще один вариант, – начинающийся ходом (6). Какая мелодия скрыта в нем? А мелодия здесь совсем иная, но не менее прекрасная. Ее искрящиеся звуки – по причудливо-грациозной траектории, – будто солнечные блики, перепрыгивают по восхитительным нотам переходов черной простой «4» к полю «16» – 3, 33, 25, 14, 15-24, 10-23, 12, 11. Что же это за мелодия? Ах, да, я ее узнал – это божественная вторая часть восьмой сонаты Моцарта. Впервые я услышал ее много лет назад в исполнении Дину Липатти, и именно в нотах этого искрящегося светлой радостью перехода я и услышал эти чудные звуки. И вот – после такого музыкально-солнечного переходного механизма – изящное завершение – 24, 48, 27, 37, 47 с обычным финалом – [(46),41]. Да, обычным, но каким ярким контрапунктом перекликается с ним главный финал! «Контрапунктом»... «финал»... Что-то мне это напомнило. Ба! да это же из моей поэмы:




Вот и отзвучали последние аккорды этой прекрасной симфонии. Что же это было? А было совершенно новое в творчестве этого повелителя шашечных гармоний. В этом шедевре его чудодейственный художественный императив заиграл новыми красками, раскрылись новые возможности его потенциала, открылись новые аспекты его рализации. С простотой формы здесь контрастирует уже не только сверхяркая жертва-вспышка, но также и поразительный финал, и чарующей красоты механизмы. И эта одновременность всех этих впечатляющих форм проявления этого базового инварианта производит неизгладимое впечатление!


Мое повествование о задачно-композиторском творчестве Григория Николаевича Шило подходит к завершению. Осталось лишь подвести итог моим размышлениям, изложенным в нем. И итог этот такой:
За всю свою долгую жизнь в задачной композиции я не испытывал такого волнения, такого трепета и такого восхищения, как от знакомства с произведениями этого, может быть, самого загадочного шашечного проблемиста. Что-то в них есть такое, что отличает их от всего, что мне пришлось увидеть в этом жанре композиторского искусства. И это «что-то» – это то лучезарное сияние, которое всегда возникает передо мной, когда бы я к ним ни возвращался. Именно в этом волшебстве лучезарности и заключены и сокровенная суть, и высший смысл этого несравненного творчества, и его эстетический интеграл. Задумываясь о том, как это так происходит, что я вижу эту всегда изумляющую меня сияющую магию, я пришел к выводу, что это мое внутреннее ви́дение есть результат некоей эстетически-эмоциональной интерференции двух энерго-волновых потоков – энергии самого комбинационного взрыва и энергии возникающего – как реакция на парадокс комбинационной вспышки – взрыва эмоционального. То есть природа этого, вероятно, уникального явления объективно-субъективная, или, другими словами, – реально-ирреальная. Не знаю, насколько верно это объяснение, но оно мне нравится. Вероятно, потому, что именно так я и воспринимаю само это магическое реально-ирреальное творчество.
И – заключительный аккорд:
Творчество Григория Николаевича Шило – это сама Гармония – трепетная, возвышенная, завораживающая, в которой мне всегда звучат дивные мелодии запредельных миров. Я люблю смотреть на эти лучезарные создания... просто смотреть... и зачарованно постигать бездонные тайны творчества Гения и… своего сердца.


Семен Беренштейн. Германия. Галле. 03.09.2013.